Дни в Сейрейтее солнечные, бледно-жёлтые, светлые и прозрачные. В такие дни дышится легко и просто. В такие дни хочется сидеть на татами, скрестив ноги, и попивать зелёный чай, от которого тянет ароматами лотоса и мяты. Редкие порывы ветра приносят бледно-голубую прохладу, робко напоминающую о том, что зима отступила не так давно.
Сейрейтейские дни в раннюю весну - это время полуправдивых полуулыбок и искоса бросаемых украдкой взглядов. Время, когда шинигами чинно проходят друг мимо друга, вежливо кивают головами, но, между тем, думают о чём-то своём. Дни ранней весной - не время для откровений, но и не время для для лжи.
Совсем другое дело - ночью. Ночи холодные и влажные, но такие же прозрачные, как и дни. Такие ночи не созданы для страсти, но созданы для тихих любовных тайн. Тайн, которых никто никогда не раскроет, потому что их ласковым пологом укрывает темнота, пронизанная лишь лунным да звёздным светом.
Капитан четвёртого отряда Унохана Рецу в это время года никогда не закрывает сёдзи своей спальни. Потому и укладывает поверх футона не одно, а два одеяла - капитану отряда медиков и снабженцев не пристало болеть. Но отказать себе в многолетней привычке спать с открытыми створками дверей, выходящих в маленький акуратный садик, йонбантай-тайчо не в силах. Лейтенант Котецу считает, что Унохане-доно не хватает свежего воздуха. Рецу не спешит её разуверять и, ласково улыбаясь, смотрит на облитые молочным светом маленькие деревца в саду.

Добавлено (05.01.2009, 20:44)
---------------------------------------------
Два раза пробьёт сейрейтейский колокол. Унохана-тайчо не испугается, когда в саду зазвучат тяжёлые, но осторожные шаги. Она знает послеполуночного гостя. Ведь именно для него и остаются открытыми створки сёзди. Нет, второе одеяло не для этого, вовсе нет. Лишь только посетитель зайдёт в команту, надобность во втором одеяле пропадёт - Унохана-тайчо может быть уверена, что этой ночью точно не замёрзнет. А одеяло лежит здесь лишь оттого, что капитан четвёртого отряда не может быть уверена в том, что именно сегодня ночной гость осторожно шагнёт в её комнату.
Но этой ночью меж раскрытых створок могучий силуэт, облитый бледным блеском одноглазой луны, всё же появляется. Унохана-тайчо знает всё наперёд - не в первый, да и не в последний раз.
Мужчина сделает шаг - Рецу поднимется с футона и потянется к нему. Объятия тесные, даже слишком тесные, но не страстные. Страсть - не для них. Да и зачем? Унохане чужды мимолётные порывы, а Зараки успевает выплеснуть всю страстность в бою.
Он опустится на пол и, уткнувшись лицом ей в живот, позволит ей расплести свои волосы. Чёрные жёсткие патлы ниспадут поверх разодранного хаори. Она запустит свои тонкие белые пальцы в эти самые непокорные патлы. Погладит его по голове - нежно, ласково. И он не будет сопротивляться.
А потом Зараки осторожно поднимется с колен и аккуратно повалит женщину на постель. Он будет небрежен и, быть может, даже резок. Но Рецу будет молчать. Она привыкла и давно поняла, что это не со зла, а оттого лишь, что по-другому он не умеет.
И будут крепко-накрепко сжаты руки. И будут в нежном поцелуе соединены губы. И будут причудливо сплетены тела. Прикосновения - тесные, грубые и даже немножечко болезненные, но непременно - нежные.
И плавные неспешные движения. И горячее влажное дыхание на плечах и груди. И разливающееся внутри у обоих тепло. Оно идёт от сердца, расплывается везде, делает тело лёгким, почти невесомым. Им незачем думать над тем, что будет утром. Они будут заниматься любовью, наслаждаясь одним лишь моментом.
А потом она утонет в его объятиях. Ей будет тепло и хорошо. Она просто прижмётся щекой к его плечу, а он уткнётся носом в её волосы, полыхающие ароматами озёрных лилий. И эта тихая нежность, кажется, уносит их в совершенно иной мир. Мир, где нет ни ответственности за отряды, ни постоянных битв, ни вражды, ни суеты... В этом маленьком мирке существуют только Мужчина и Женщина.
А утром она проснётся. Уже в одиночестве. Уже укрытая двумя одеялами. Из распахнутых створок сёдзи потянет утренней свежестью. Она поднимется с футона, облачится в хакама и косоде, как обычно, заплетёт волосы в толстую косу, накинет на плечи белоснежное хаори и из простой женщины превратится в йонбантай-тайчо Унохану Рецу.
До следующего визита послеполуночного гостя.

Добавлено (05.01.2009, 20:49)
---------------------------------------------
Ненужное письмо
Автор: Verba Rangiku (verba-moreleyne@mail.ru)
Фендом: Hagane no renkinjutsushi/Full Metal Alchemist/ЦельноМеталлический Алхимик
Пейринг: Эдвард/Уинри
Рейтинг: G/PG
Жанр: drubbl, fluff
Посвящение: Для Savanja в честь Нового года
Заметка: по заявке, Эд/Уинри, флафф, канон Уинри, ключевые слова "письмо" и "тепло"
Disclaimer: ©Хирому Аракава
Размещение: при наличии копирайтов автора

"Здравствуй, дорогой Эдвард!"
Уинри вывела кривоватым поспешным почерком последнюю закорючку и уставилась на бумажный лист. Как-то всё выходило слишком банально, но что ещё можно написать, Уинри не знала. Подперев щёку рукой, девушка уставилась на вид за окном.
Нет, ну честное слово! Что ему, сложно было приехать в Ризенбург хотя бы на пару дней?!
Рокбелл состроила злобную гимаску и недовольно уставилась на листок. Который, к слову сказать, уже через пару секунд был зло смят и незамедлительно отпрален в мусорную корзину.
"Привет, неряха Эд!"
И снова ручка застывает в дюйме от бумажной поверхности.
Уууух, этот Эдвард! Противный, вредный! Даже письмо для него писаться не хочет!
Уинри положила ручку на стол и стала задумчиво прохаживаться по комнате. Дело было даже и не в письме. Чёрт его знает, когда Эд его получит, это письмо. А ему ведь уже давно надо было обновить автоброню. И пройти обследование у бабушки. И нормально поесть. И... И... И...
Ох уж этот Эд!
Уинри резко развернулась, подошла к столу и с новыми силами взялась за написание столь важного послания. Но не успела она написать пары достаточно хлёстких и язвительных фраз в адрес старшего Элрика, как боевой задор исчез.
Уинри взобралась на стул с ногами и уткнулась носом в коленки.
"Эд... Я соскучилась..."
Она не хотела признаваться в этом самой себе, но правда оставалась правдой. Она действительно просто соскучилась по Эду. Просто устала постоянно переживать за него и за малыша Ала. Устала...
Хлопок входной двери двери вывел девочку из ступора.
- Ба, это ты? - спросила девочка и кинулась помогать бабушке, но...
На пороге стоял сияющий самодовольной улыбкой Эд.
Письмо было уже не нужно.

Добавлено (06.01.2009, 21:16)
---------------------------------------------
Жестокая игра
Автор: Verba Rangiku (verba-moreleyne@mail.ru)
Фендом: D-Gray Man
Пейринг: Клауд/Кросс
Рейтинг: R/Nc-17
Жанр: get, pwp, song-fic
Предупреждение: OOC, первый опыт по фендому, первый опыт по сонг-фикам
Disclaimer: © Хошино Кацуре
Размещение: при наличии копирайтов автора

В твоих глазах
То холод, то жара.
Игра - лишь страсть,
А может, страсть – игра?

Она шла по коридору, чеканя шаг. Строгая, подтянутая, суровая и невообразимо холодная. Яростный ледяной огонь в глазах, строго поджатые губы. Шрам на лице казался чуть темнее обычного.
В одной руке экзорцистка сжимала плеть, в другой - бутылку с коньяком.
Вот и та самая дверь. Сколько же лет прошло с тех пор, когда она в последний раз заходила в эту комнату? Больше четырёх, явно. Да и какая разница? Ничего не изменилось. Значит, она откроет эту дверь так же, как и раньше - пинком ноги.
Ха. А он сидит за столом. Довольный. А ведь ни капли не изменился. Клауд зло хмыкнула про себя и с грохотом захлопнула дверь за своей спиной. Лау Шими на плече завертелась, увидев старого знакомца. Клауд фривольно уселась в кресло напротив Кросса и бухнула об стол бутылкой.
- Клауд, - удовлетворённо протянул блудный генерал. - Ты, как обычно, прекрасна!
- А ты, как обычно, ленив, дерзок, фриволен...
Кросс рассмеялся. Он встал из-за стола и зашёл Клауд за спину.
- Не слишком ли много обвинений в мой адрес сразу, а? Да и потом, кто из нас дерзок и фриволен? Не ты ли только что ворвалась в мою комнату без приглашения?
- Чёртов ублюдок, - просто бросила Клауд и замолчала.
Руки Мариана легли ей на плечи. Она не споротивлялась, а оставалась сидеть - но при этом была так же сурова и холодна, как обычно. Лишь изредка нервно поглаживала рукоять плети, боясь не удержаться и исполнить своё многолетнее обещание пару раз стегануть Кросса по спине.
- Клауд... - Кросс с улыбкой наклонился к ней, но она резко оборвала его:
- Если скажешь что соскучился - не только не поверю, но ещё и...
- Дашь мне пару плетей?
Его смех щекотил кожу за ухом. Клауд незаметно сжала подлокотник кресла так сильно, что внезапно стало ясно - либо дерево, либо кость не выдержит и сломается. Внизу живота приятно и сумасводяще защекотало. Женщина смотрела вперёд невидящим взглядом, пытаясь не выдать разгорающееся возбуждение.
Он губами прикоснулся к её шее.

Не верь губам -
Губы - сладкий яд,
Но в объятьях игры
Дороги нет назад!

Добавлено (06.01.2009, 21:19)
---------------------------------------------
- Мариан... ублюдок... - отрывисто выплюнула она и, резко встав, повернулась к нему лицом.
- Когда ты злишься, ты выглядишь ещё...
- Оставь свои глупые комплименты для семнадцатилетних дурочек.

Твои глаза -
ты знаешь мою власть.
Любовь - игра,
Сыграй же эту страсть.

В глазах Клауд сверкал холод, и одно лишь небо знает, чего ей стоило сдерживать рвущееся наружу желание избить Кросса до полусмерти, чтобы эта самодовольная рожа не мелькала перед глазами.
Миг - и почувствовавший сильный толчок в плечо Кросс распластан на полу. Минута - и два обнажённых тела уже сплетены.

Оставь мечты -
Не победить в войне
Ты расплавишься, ты
Сгоришь в моем огне!

Она, оседлав его, приняв его в себя внутрь на всю глубину, начала двигаться. Нарочито медленно, сводя его, привыкшего к диким, страстным и кратковременным порывам, с ума. Принимала его в себя, томно и изящно изгибая спину, пусть сама теряла из виду ниточки реальности, потому что в теле что-то мучительено и медленно лопалось, но изводить этим привыкшего к быстрому освобождению Кросса было куда приятнее. А чтобы самой не закричать... не простонать... не показать ему свою слабость... не дать ему понять, как ей самой трудно сдерживать то, что, загораясь маленькой искоркой где-то между грудей, капелькой стекало вниз, к животу... - закусить губу, сплести свои пальцы с его пальцами ... до боли.

Серым днем от страсти тлеть,
Ночью - в пламени гореть,
Но в глазах друг друга мы читаем – смерть!

Растянуть плотское удовольствие с той же томной тяжестью, с которой перекатываешь во рту марочный коньяк. Клауд поднималась и опускалась, напрягая и расслабляя бёдра, но самой ей казалось, что она взлетает и тут же падает в бездну. Сквозь полуопущённые веки смотрела в полыхающие немыслимым огнём глаза Кросса,непроизвольно изгибала губы в жестокой улыбке. Невозможно... Нереально... Немыслимо... хорошо?
Когда упорно скрываемая тяжесть внизу живота всё-таки лопнула, разорвавшись, она едва не сломала пальцы - то ли ему, то ли себе. А потом просто не выдержала и упала... уже в процессе падения случайно наткнулась на его губы и впилась в них с остатками страсти, целовала - до крови, до потери дыхания до тех пор, пока просто не уронила от удовлетворения и усталости голову на плечо Кроссу.

А проснулась она, как и всегда, уже на постели. Не одеялом укрытая, а горячим тяжёлым телом Мариана. Как и всегда, глубокой ночью, даже ближе к утру. Как и всегда, необычайно ловко выскользнула из-под Кросса. Как и всегда, спокойно и быстро оделась. Как и всегда, одними лишь глазами приказала Лау Шими вернуться на привычное место.
Как и всегда... Как и всегда...
Это "всегда" было слишком непостоянным. Она привыкла. Но... Как и всегда, перед уходом села на край кровати. Сощурив глаза, не понимая, зачем всё это делает, невольно провела рукой по непокорной гриве этого "животного"...
Генерал Клауд тихонько вышла из комнаты генерала Кросса и отправилась по коридору дальше. Она знала, что этот их флирт, переросший в роман, эти их далеко неоднозначные отношения - игра. Игра мыслей, искренних и неискренних слов, страхов, страстей, чувств...
Жестокая игра. Которая непременно обернётся гибелью. Для обоих.

Жестокая игра с улыбкой на устах
В неискренних словах прячем страх
И только в темноте сплетаются сердца
Жестокая игра до конца!

- Хлюпик! Эй! Сопляк! Подь сюды, кому говорю!
Мадараме Иккаку сидел в садике при госпитале четвёртого отряда и откровенно скучал. Делать ему здесь было совершенно нечего. В больницах всегда скучно. И именно этим третий офицер одиннадцатого отряда объяснял себе свою патологическую ненависть к лечебницам. Отлёживаясь в родном одиннадцатом, имеешь хотя бы какой-то шанс нарваться на драку. А разве может быть для воина лекарство лучше, чем славная битва?
А здесь что? Чего ожидать от отряда, в котором служат сплошные задохлики-докторишки? Да у них даже капитан - баба! И ладно бы... Сой Фонг вон тоже не особо мужик, но от той-то хоть какой толк есть, да и Омницу Кидо - конечно, сволочи сволочами, но, надо отдать им должное, бойцы у них иногда попадаются отменные - в руках держит! А здесь-то? Унохана вон плывёт лыбедью, а дунешь - наверняка сломается!
- Молокосос! Я не люблю повторять дважды! А на третий раз обычно убиваю! - вновь прикрикнул Иккаку.
Занятый уходом за столь любимыми Уноханой-тайчо вишнями, один из младших офицеров четвёртого отряда не сразу понял, что обращаются к нему. После второго окрика, осознав, наконец, что "этот лысый головорез из одиннадцатого" окликнул именно его, юноша, прекрасно знавший, что чем чреваты стычки с офицерами Зараки, немедля подошёл.
- Я могу вам чем-то помочь, Мадараме-сан? - робко спросил он.
- Принеси саке.
Глаза у мальчишки полезли на лоб. Саке? В госпитале?! Это ведь запрещено! Даже Кьёраку-тайчо в свои редкие визиты в госпиталь оставляет все свои бесчисленные запасы за дверями четвёртого отряда (то-то Нанао, наверное, злорадствует - прим. авт.)!
- Ты что, не слышал? Говорю, саке принеси!
На шум в саду стал выглядывать народ. Шинигами, содержавшиеся в госпитале в качестве пациентов, смотрели на парочку из окон. Кое-кто особо соскучившийся по зрелищам, начал выкрикивать реплики, подбадривающие Иккаку. Работники госпиталя покачивали головами и нехорошо посматривали на разбушевавшегося пациента.
Робкий офицер таки набрался смелости и, заикаясь, пропищал:
- Н-н-н-не по-по-положено!
На лице Мадараме отразилась буря чувств, передать которую словами не получится, сколь бы велико ни было желание. Что за блеск в глазах! Что за ярость! Что за бешеные вспышки реяцу! Казалось, что ещё немного - и на самой известной в Обществе Душ лысине (лысина Ямамото столь же неприкосновенна, как и его борода: Рюджин-Джакка считается слишком гневливым оружием, чтобы можно было безнаказанно посмеиваться над его обладателем - прим. авт.) можно будет жарить омлет!
Обстановка накалялась. В том числе и за счёт того, что на шум начали стекаться не только обитатели госпиталя, но и шинигами со всего Сейрейтея. Глядя на парочку в центре сада, улыбался в усы Шунсуй. Нарочито глядя в другую сторону, стояла, скрестив руки, Сой Фонг - гордая, надменная и упорно делавшая вид, что вовсе ей неинтересно, чем всё кончится. Высилась среди толпы и мощная фигура Зараки-тайчо, который, скаля самую пугающую из своих улыбок, глубоко в душе лелеял надежду на то, что всё это выльется в очередную драку. Хмурился Хицугая-тайчо, которого сюда буквально за шиворот притащила самая любопытная женщина во всём Готее, являвшаяся по совместительству лейтенантом десятого отряда.
Едва отошедший от шока Мадараме медленно приподнял зажмурившегося юнца за ворот косоде и тихо-тихо спросил:
- Что ты сказал?

Добавлено (10.03.2009, 20:57)
---------------------------------------------
Сглотнув, мальчишка повторил:
- Не положено!
Из груди Иккаку вырвался рёв, схожий со звериным. Бедного мальчишку тряхнуло так, что шестибалльное землетрясение, пережитое им как-то ещё при жизни, показалось игрой в песочнице.
- Ты кому про "не положено" говоришь, мелочь?! - лютовал Иккаку. - Да я тебя одним щелчком! Ты хоть понимаешь, кому и что ты сказал?! Это мне-то не положено?! Мне?!
- Всем! - внезапно окрепшим голосом заговорил смельчак. - Всем не положено! А вам - тем более! Вы... Вы... Вы... Вечно из-за вас одни проблемы! А как выпьете - так ещё хуже! Да! Вот...
Глаза у Мадараме покраснели от ярости и почти вылезли из орбит. Ноздри широко раздувались, из груди доносилось рычание. Озверевший офицер одиннадцатого против хоть и смелого, но совсем не обученного бою офицера четвёртого? Слабонервные девушки уже приготовились падать в обморок. И кто знает, чем бы это всё закончилось, если бы...
Сквозь толпу чинно прошествовала Унохана-тайчо. Глаза - предвечерний бархат - под сенью длинных густых ресниц излучали спокойствие и печаль. Походка её была плавной и текучей, жесты неспешными и лёгкими. Частица вечной гармонии среди моря хаоса. Но этой частице было под силу заставить замолчать обоих спорщиков, да и всю толпу заодно. А ведь и в самом деле интересно, что скажет добродетель всея загробного мира?
Рецу-сан устало приопустила веки и тихонько вздохнула. В гнетущей, требующей разрядки тишине звякнули случайно задетые рукой ножны Миназуки. Унохана строго и печально посмотрела на виновников шума и...
Столь виртуозной и отборной брани Сейрейтей не слышал ни до, ни после. Сохраняя на лице выражение досады и вынужденной строгости, глядя на зачинщиков скандала самым печальным взглядом, на который была спасобна, Унохана Рецу, благороднейшая, изысканнейшая и добрейшая женщина, произносила неподражаемые словесные конструкции, поражавшие воображения слушателей. Каждое слово разбивалось о слух хрустальной каплей. Сравнения будили полёт фантазии. Угрозы и обещания заставляли почувствовать дискомфорт даже самых закалёных вояк.
Через несколько минут, когда речь Уноханы-тайчо была закончена просьбой прекратить подобное безобразие, вновь воцарилось безмолвие. Каждый, кто слышал гневную тираду капитана четвёртого отряда, подсознательно пытался подсчитать, сколько новых слов он узнал и думал, в какой бы ситуации их можно было использовать. Звенящую тишину прервал звук тяжёлых шагов Зараки-тайчо. На ватных ногах Кенпачи приблизился к Унохане, с секунду поразмыслив, уважительно положил ей руку на плечо и, наконившись, произнёс:
- Слушай, женщина... Ты это... Потом мне повтори помедленней, ага? Я запишу...

С тех пор ни одна живая - впрочем, и мёртвая тоже - душа не решалась затевать ссору в присутствии капитана четвёртого отряда. А одиннадцатый отряд начал бояться эту милейшую женщину похлеще огня. И, бывало, увидев перешедший на другую сторону улицы патруль одиннадцатых, Унохана-тайчо вздыхала и с по-детски недоумённым разочарованием в глазах и досадой в голосе произносила:
- Как будто я монстр какой...